не тебя ли гонят псы мои, шаман?
12 февраля - кошмарное, чудовищное и изнурительное; под вечер температура вдруг надрывно бьет в виски, скручивая в спираль окружающую действительность, пресекая поток обрывочных мыслей; неотвязное чувство неизбежно падающего на голову осколочного неба и вдруг блаженное спокойствие и правильность по всем телу - белоснежный Scania бесшумно выворачивает на дорогу и мягко и стремительно берет прямой курс на город Хельсинки; я прижимаюсь лихорадочно-горячим лбом к прохладному стеклу и закрываю глаза - в плеере семь альбомов Арефьевой, в сумке плюшевый Муми-Тролль, паспорт, шоколадка и мятные леденцы.
За окном что-то стремительно меняющееся, ослепительное, сверкающее - больно отдается в висках, последним сознание фотографично выхватывает из хаоса смены изображений вывеску кафе "Денисов" в Сестрорецке, а дальше пейзаж спасительно утихает, успокаивается, бледнеет; только всё безмолвнее, все надрывнее тянут к чернеющему небу голые руки бесконечные деревья. Ровно в полночь - я в Выборге; Выборг спит глубоко и неизменно; я в одном свитере стою на пустынной центральной площади города, смотрю на звезды и грею руки в огромных полосатых варежках молодого финского дальнобойщика. Позже за стеклом автобуса внезапно вырастает Выборгский замок - самые, пожалуй, яркие воспоминания - я, в залитую солнцем Пасхальную неделю, там, на самой высокой колокольне, откуда Выборг расстилается восхитительной панорамой, звоню в невозмножно-огромные, тяжелые колокола; канат вырывается из рук, а оглушительный, непостижимый звон разрывает совсем близкое небо.
Русская граница привычно суматошна и занудна; таможенники тяжело сканируют глазами - "цель поездки", "пункт назначения", бла-бла; демон, воплотившийся в тетеньку-попутчицу нашептывает, что финны сейчас ох как будут зверствовать - брать отпечатки пальцев, рвать в клочья и вообще депортировать на родину, а финны - финны привычно сияют, неизменно вежливы - "Tervetuloa, счастливы видеть вас в Суоми"; в Финляндию меня вообще надо брать талисманом - со мной таможенный осмотр ограничивается паспортным контролем, а финны сверкают улыбками и вытягиваются по струнке - это такой непонятный по отношению ко мне национальный парадокс. После финской границы засыпает автобус, а для меня всё меняется совершенно отчетливо, ярко; скорее даже на уровне подсознания - просто совсем сияющий снег, совсем ослепительные звезды - миллиарды; а там - на самой границе горизонта вдруг вспыхивает что-то северное, алое - полыхает, заливая собой всё небо и неожиданно стихает, срезается по краям наползающей густой чернотой - это просто совсем нестерпимое для меня волшебство - "Terve, Даня, ты в Финляндии".
Мчатся километры, убегает время, спит автобус, а у меня в венах остервенело пульсирует невыносимое счастье, понятное только мне; счастье до крика и слез: шесть часов утра - за окнами плавно возникает холмистый Хельсинки.

Хельсинки сбивает с ног ледяным морским ветром, которым не надышаться; Хельсинки такой неузнаваемый и такой прекрасный - белоснежный, притихший, занесенный сверкающим снегом, такой молчаливый без вечного гомона крикливых чаек и такой родной.
Хельсинки - город моего локального волшебства; вот кто бы мог подумать - я, со всем моим выдающимся и нерушимым топографическим кретинизмом, мчусь по стремительно прямым тихим улицам, а за мной - послушно и восхищенно - туристическая группа моего автобуса; я захлебываюсь словами, размахиваю руками и не понимаю совершенно - откуда это всё во мне - немыслимые подробности о финской архитектуре, все финские названия, автоматически финские слова, все правильные маршруты - город снова принимает меня мгновенно, поворачивается правильными углами, расстилается правильными дорогами, он сам меня ведет, а я знаю его только силой интуиции и бесконечной к нему любви.
Хельсинки улыбается мне через открытые улыбки светловолосых прохожих; "Смотри, как они все на нее смотрят" - шепчут две девушки за моей спиной, а я наконец оставляю свою группу в бесконечной веренице магазинов, вихрем проношусь по исключительно любимым H&M, Seppala и KappAhl, нахожу в последнем Варежки Своей Мечты и вырываюсь наконец на свободу.
Я вливаюсь в размеренный ритм Хельсинки немедленно, перехожу на английский язык автоматическим щелчком в сознании и на несколько часов просто забываю, что где-то у меня существует другая жизнь. Дальше всё обрывками: вот, например, крошечный магазинчик "все товары за 1 евро" - удивительно разговорчивый продавец Аймо - успеваю обсудить с ним всё на свете, клятвенно обещаю приехать ещё и получаю очаровательный ежедневник в вельветовой обложке с Винни-Пухом; вот шикарный капучино в компании с синеглазым Илмари, вот смешливые Айникки и Алма, которые провожают меня на Сенаатинтори, вот молчит бескрайний Залив, вот - любимый с лета R-Kioski на углу, где я покупаю оленя для К., а вот я сижу на ступеньках перед Tuomiokirkko и внизу расстилается любимая площадь; рядом удивительный Райво с бирюзовыми глазами, мы слушаем мой плеер в два наушника, а там Z. - "Кто мне сказал:"Не получится"? Если мне хочется - сбудется". Это невероятная такая правда, и я кричу себе мысленно: "Даня, черт, оглядись - ТЫ В ХЕЛЬСИНКИ".
Здесь я остановлюсь, но это не точка, а многоточие. Я совсем скоро к Тебе вернусь.

За окном что-то стремительно меняющееся, ослепительное, сверкающее - больно отдается в висках, последним сознание фотографично выхватывает из хаоса смены изображений вывеску кафе "Денисов" в Сестрорецке, а дальше пейзаж спасительно утихает, успокаивается, бледнеет; только всё безмолвнее, все надрывнее тянут к чернеющему небу голые руки бесконечные деревья. Ровно в полночь - я в Выборге; Выборг спит глубоко и неизменно; я в одном свитере стою на пустынной центральной площади города, смотрю на звезды и грею руки в огромных полосатых варежках молодого финского дальнобойщика. Позже за стеклом автобуса внезапно вырастает Выборгский замок - самые, пожалуй, яркие воспоминания - я, в залитую солнцем Пасхальную неделю, там, на самой высокой колокольне, откуда Выборг расстилается восхитительной панорамой, звоню в невозмножно-огромные, тяжелые колокола; канат вырывается из рук, а оглушительный, непостижимый звон разрывает совсем близкое небо.
Русская граница привычно суматошна и занудна; таможенники тяжело сканируют глазами - "цель поездки", "пункт назначения", бла-бла; демон, воплотившийся в тетеньку-попутчицу нашептывает, что финны сейчас ох как будут зверствовать - брать отпечатки пальцев, рвать в клочья и вообще депортировать на родину, а финны - финны привычно сияют, неизменно вежливы - "Tervetuloa, счастливы видеть вас в Суоми"; в Финляндию меня вообще надо брать талисманом - со мной таможенный осмотр ограничивается паспортным контролем, а финны сверкают улыбками и вытягиваются по струнке - это такой непонятный по отношению ко мне национальный парадокс. После финской границы засыпает автобус, а для меня всё меняется совершенно отчетливо, ярко; скорее даже на уровне подсознания - просто совсем сияющий снег, совсем ослепительные звезды - миллиарды; а там - на самой границе горизонта вдруг вспыхивает что-то северное, алое - полыхает, заливая собой всё небо и неожиданно стихает, срезается по краям наползающей густой чернотой - это просто совсем нестерпимое для меня волшебство - "Terve, Даня, ты в Финляндии".
Мчатся километры, убегает время, спит автобус, а у меня в венах остервенело пульсирует невыносимое счастье, понятное только мне; счастье до крика и слез: шесть часов утра - за окнами плавно возникает холмистый Хельсинки.

Хельсинки сбивает с ног ледяным морским ветром, которым не надышаться; Хельсинки такой неузнаваемый и такой прекрасный - белоснежный, притихший, занесенный сверкающим снегом, такой молчаливый без вечного гомона крикливых чаек и такой родной.
Хельсинки - город моего локального волшебства; вот кто бы мог подумать - я, со всем моим выдающимся и нерушимым топографическим кретинизмом, мчусь по стремительно прямым тихим улицам, а за мной - послушно и восхищенно - туристическая группа моего автобуса; я захлебываюсь словами, размахиваю руками и не понимаю совершенно - откуда это всё во мне - немыслимые подробности о финской архитектуре, все финские названия, автоматически финские слова, все правильные маршруты - город снова принимает меня мгновенно, поворачивается правильными углами, расстилается правильными дорогами, он сам меня ведет, а я знаю его только силой интуиции и бесконечной к нему любви.
Хельсинки улыбается мне через открытые улыбки светловолосых прохожих; "Смотри, как они все на нее смотрят" - шепчут две девушки за моей спиной, а я наконец оставляю свою группу в бесконечной веренице магазинов, вихрем проношусь по исключительно любимым H&M, Seppala и KappAhl, нахожу в последнем Варежки Своей Мечты и вырываюсь наконец на свободу.
Я вливаюсь в размеренный ритм Хельсинки немедленно, перехожу на английский язык автоматическим щелчком в сознании и на несколько часов просто забываю, что где-то у меня существует другая жизнь. Дальше всё обрывками: вот, например, крошечный магазинчик "все товары за 1 евро" - удивительно разговорчивый продавец Аймо - успеваю обсудить с ним всё на свете, клятвенно обещаю приехать ещё и получаю очаровательный ежедневник в вельветовой обложке с Винни-Пухом; вот шикарный капучино в компании с синеглазым Илмари, вот смешливые Айникки и Алма, которые провожают меня на Сенаатинтори, вот молчит бескрайний Залив, вот - любимый с лета R-Kioski на углу, где я покупаю оленя для К., а вот я сижу на ступеньках перед Tuomiokirkko и внизу расстилается любимая площадь; рядом удивительный Райво с бирюзовыми глазами, мы слушаем мой плеер в два наушника, а там Z. - "Кто мне сказал:"Не получится"? Если мне хочется - сбудется". Это невероятная такая правда, и я кричу себе мысленно: "Даня, черт, оглядись - ТЫ В ХЕЛЬСИНКИ".
Здесь я остановлюсь, но это не точка, а многоточие. Я совсем скоро к Тебе вернусь.

тебе - русские в Финляндии.)
by me.
Прости, что так много... правда, очень знакомое чувство. Вот...))))
Это вообще невероятно, я в жизни не писала таких огромных постов даже людям более близким. Аффтар аццкий сотона?