это случается примерно раз в два года: стокгольм крепко, глухо и безнадежно застревает в ноябре.
он вязнет в нем по самые крыши домов, и кажется простуженным, немного нервным и чуть-чуть неправильным, приходящие из-за морей взбалмошные штормы ночь за ночью со скрипом раскачивают все его башенки и шпили, и он стоит перед ними - совсем беззащитный, бесснежный и голый.
гольфстрим всегда представляется мне толстым и ленивым драконом, сладко спящим на черном морском дне, он спит, свернувшись клубком, обернувшись длинным зубчатым хвостом, и он дышит глубоко и тепло, и его теплое дыхание заполняет стокгольм теплым воздухом, мягкими ветрами, бесснежными днями и глухими всплесками черной морской воды - дракон ворочается и негромко рычит во сне,
мне как-то не по себе, без снега я становлюсь бледной и почти бесплотной, я живу, но как-то не так, я сплю по ночам, но как-то беспокойно, я рисую картинки, но как-то неправильно,
я таращусь в небо, сутулюсь, прячу в руки в карманах, подогреваю вино, хожу пешком, пью кофе, немного обхожу рождественские ярмарки стороной,
теплый ветер забирается в мои рукава, я отказываюсь от мохнатой елки, от растрепанного тролльского венка на двери, я каждое утро открываю новое окошко в адвент-календаре, сегодня мне попалась тетка хемулихи,
я читаю сказки любимой n. - медленно (слишком), одну за другой, а потом перечитываю их снова, как будто я пропускаю сокровища сквозь пальцы,
(как будто я тоже дракон),
тяжелые дождевые капли бьются в крышу, в маленькой кофейне в hammarby sjöstad нам заворачивают с собой несколько только что испеченных рождественских булочек, просто потому что море за окном чуть-чуть затягивается льдом, и очень быстро темнеет, и в кофейне на окнах неистово горят рождественские звезды,
и когда-нибудь снег вернется,
и я снова стану сильной.