завтракаем в грохоте морского шторма хрустящими блинчиками и мягким воздушным омлетом, становится холодно, я достаю толстый свитер с самого дна сумки; последний латте в клайпедском кофеине - "винни пух" - с мёдом и сладким взбитым молоком, похожим на растопленную пастилу; проводим вечер на курской косе, бродим по пустынным песчаным дюнам в полном одиночестве, настойчивый морской ветер напоминает мне смешного робота-уборщика из walle - с таким остервенением набрасывается он на свежие следы на белоснежном песке, видим огромного толстого зайца - он мешковато прыгает по песку, мы идем за ним и оказываемся на земляничной поляне, которая тянется на целый километр, объедаемся земляникой, заяц ныряет в нору и смотрит на нас с явным неодобрением;
игрушечная деревенька нида пропахла рыбой насквозь - свежей, копченой и жареной на углях, мы разглядываем цветные домики, толстые тростниковые крыши, коптильни, буйные сады, устало сгорбленные вишневые деревья, в сумерках пробираемся через прозрачный сосновый лес, жутко и весело, искореженные ветром сосны жалобно скрипят на все голоса, жалуясь на вечный радикулит и надоевшую простуду, идем по лосиной тропе, стоим на берегу моря и видим цаплю, границу с россией, волнистую песчаную пустыню, тысячи крошечных фиалок, сухую золотую траву;
юхан говорит: у тебя в волосах кузнечик.
я говорю: сними его.
юхан говорит: не могу. он вьет гнездо.
в уггах у меня песок, в волосах сосновые иголки и гнездо кузнечика, на руках земляничный сок, в голове счастье и бардак.